Блог о саморазвитии

Фаллибилизм: относительная истина и истинная относительность

Фаллибилизм: относительная истина и истинная относительность

«Я знаю только то, что ничего не знаю». Это изречение, под которым хотя бы раз в жизни мог подписаться любой студент, историки приписывают то Сократу, то Демокриту. Однако в отличие от Сократа и Демокрита у студента нет возможности договорить концовку фразы «… но другие не знают и этого», потому что принимающий экзамен преподаватель это прекрасно знает и уже готов оценить соответствующей отметкой, оставив студента без стипендии на ближайший семестр.

У вас не будет никаких сложностей с учебой, если вы освоите наши программы «Лучшие техники самообразования» и «Когнитивистика». А сегодня мы вас морально поддержим и расскажем, что не окончательное и подверженное ошибкам и искажениям знание не всегда является следствием плохой успеваемости. Иногда это просто фаллибилизм.

Что такое фаллибилизм: немного истории и философии

Фаллибилизм в философии – это, если сказать простыми словами, одно из направлений постпозитивизма, утверждающее, что любое научное знание не может быть окончательным, а лишь промежуточным на пути к истине, что подразумевает дальнейшее развитие науки и замену существующего знания на более новое, глубокое и качественное. Или же замену нынешней интерпретации истины на более актуальную интерпретацию той же самой истины.

Термин fallibilism (фаллибилизм) в переводе на русский язык означает «подверженный ошибкам», «ненадежный», «погрешимый». Его истоки восходят корнями к латинскому слову fallibilis, что как раз и переводится как «подверженный ошибкам».

При том, что тема относительности и неокончательности знания возникла еще в древнегреческой философии, термин «фаллибилизм» появился лишь на стыке 19-го и 20-го столетий. Данный термин ввел в научный оборот американский философ и математик Чарльз Сандерс Пирс (1839-1914).

Пирс утверждал, что в любой момент наши знания об окружающей действительности имеют неполный и предположительный характер, и по сути это «точка в континууме недостоверности и неопределенности» [Ч. Пирс, 2000]. Для того, чтобы всем было проще понять принцип фаллибилизма, Пирс пояснял, что абсолютная непогрешимость может быть присуща лишь папе римскому и экономическим советникам, но он совершенно не уверен, что она присуща таблице умножения.

С учетом нынешних реалий по поводу экономических советников можно было бы лишь посмеяться, но тогда страшно подумать, что там у нас с таблицей умножения. Впрочем, чего нам бояться, ведь идеи фаллибилизма нашли широкую поддержку в эпоху научно-технического прогресса.

Свой вклад в развитие фаллибилизма как подхода к поиску истины внес американский философ и математик Уиллард Вэн Орман Куайн (1908-2000). Тезис Дюэма-Куайна – это фактически утверждение о невозможности окончательного определения истинности научной теории.

Как мы видим из названия, тезис имеет двух авторов. Так, французский физик Пьер Морис Мари Дюэм (в некоторых транскрипциях Дюгем, 1861-1916) писал, что ученый не может подвергнуть проверке опытным путем одну отдельно взятую гипотезу, потому что каждый эксперимент в той или иной степени касается группы гипотез. Если итоги эксперимента противоречат первоначальным предположениям, это значит лишь то, что минимум одна из гипотез неверна и должна быть изменена, однако непонятно, какая именно [P. Duhem, 1906].

В свою очередь, Уиллард Куайн выдвинул тезис, согласно которому любое утверждение может приниматься как истинное, несмотря ни на что, если провести корректировки в каком-либо фрагменте системы [У. Куайн, 2014]. Это гораздо более радикальный методологический подход, но, так или иначе, в основе лежит идея возможности сохранения любой гипотезы путем соответствующих изменений той теории, в рамках которой она выдвинута. Это и есть суть тезиса Дюэма-Куайна.

Однако наибольший вклад в развитие фаллибилизма внес британский и австрийский социолог и философ Карл Раймунд Поппер (1902-1994). «Фаллибилизм Поппера» – это практически имя нарицательное. Сформулировал принцип фаллибилизма Поппер следующим образом: любое научное знание носит лишь гипотетический характер и подвержено ошибкам [К. Поппер, 2008]. Это основные наиболее знаковые представители фаллибилизма в науке.

Итак, исторический экскурс мы сделали, общие основы фаллибилизма понятны, поэтому можно двигаться дальше и попытаться разобраться, какое место занимает фаллибилизм в современном мире.

Фаллибилизм и скептицизм

Одна из наиболее актуальных проблем современной науки состоит в том, чтобы отличить фаллибилизм от скептицизма [J. Messerly, 2014]. Скептицизм – это доктрина, согласно которой никакие идеи, точки зрения или утверждения не могут быть точно известными. Такой подход подразумевает, что мы не должны ничего утверждать и нам следует воздерживаться от любых суждений.

Фаллибилисты в отличие от скептиков признают существование истины, однако считают нормой своего рода «тернистый путь» к ней и существование множества различных трактовок и интерпретаций истины на пути ее познания.

Как примирить фаллибилизм и скептицизм? Можем ли мы последовательно сказать, что наши идеи могут быть ошибочными, но мы все же имеем право верить им? Условно говоря, если вы утверждаете, что знаете что-то, и при этом допускаете, что это «что-то» не является истиной в последней инстанции, тогда можно ли считать такое знание знанием?

Все, кто внимательно изучил, что такое фаллибилизм в философии, это легко поймут, потому что, согласно канонам фаллибилизма, любое знание является промежуточным на пути к истине. Углубляться в тему существования истины как таковой и «познаваемости» истины в случае, если она существует, не будем, потому что истина в науке – это явление неоднозначное. Например, то, что является истиной для классической механики и макромира, уже не работает, когда речь заходит о микромире, хаотичности и непредсказуемости движения микрочастиц.

Тем, кто хочет глубже вникнуть в тему научного знания и того, как оно соотносится с фаллибилизмом, можем рекомендовать статью Fallibilism and concessive knowledge attributions [J. Stanley, 2005].

Интересная попытка разграничить фаллибилизм и скептицизм была предпринята в работе Epistemic Contextualism («Эпистемологический контекстуализм») [P. Rysiew, 2020]. Уточним, что эпистемологический контекстуализм предполагает типологизацию различных контекстов познавательной деятельности. Это может быть лингвистический, культурно-исторический, социально-психологический, еще какой-то контекст, и в каждом контексте будут свои нюансы.

Так вот, в статье рассмотрен такой актуальный жизненный пример, как лотерея. Вероятность того, что в честной лотерее у вас в руках окажется выигрышный билет, может быть чрезвычайно мала при условии, что билетов много, а победитель только один. Однако многие отказываются приписывать владельцу билета знание того, что его билет не является выигрышным.

Почему это так, если, как это имеет место в фаллибилизме, для того, чтобы знать, не нужны доказательства, гарантирующие истинность веры, а любое знание является промежуточным на пути к истине? Как вариант, можно сосредоточиться на огромной невероятности того, что его билет окажется выигрышным. Тогда владелец билета может с большей степенью уверенности сказать, что знает о том, что билет проиграет.

Проще говоря, там, где «сходятся» фаллибилизм и скептицизм, ситуацию может «разрулить» эпистемологический контекстуализм, позволяющий рассматривать оба утверждения как выражение истины, хотя и в разных контекстах.

«Рука об руку» со скептицизмом и фаллибилизмом идет такое явление, как критическое мышление. Посмотрим, как они соотносятся между собой.

Фаллибилизм и критическое мышление

Продолжим пример с лотерей как очень наглядный и при этом простой для понимания. Допустим, если вы покупаете лотерейный билет, и шансы на выигрыш составляют 1 к 10 миллионам, знаете ли вы, что не выиграете? Нет, вы не знаете этого наверняка, но можете быть уверены, что не выиграете.

Если вы покупаете два лотерейных билета, у вас уже чуть больше шансов на выигрыш, но опять же вы можете быть уверены, что не выиграете. И если купить тысячу билетов, на фоне общего тиража в 10 миллионов вероятность выигрыша остается по-прежнему малой.

Скажем больше: с позиций скептицизма даже оптовая закупка всей поступившей в продажу части тиража не всегда гарантирует выигрыш, потому что лотерея может быть сфальсифицирована, а выигрышный билетик заботливо оставил для себя организатор лотереи.

Но вернемся к более распространенным вариантам покупки одного, двух, трех или другого не слишком большого количества билетов. Оценив ситуацию критически, вы можете сказать: «Я знаю, что не выиграю». Однако в этом случае понятие «знаю» будет тождественно понятию «уверен».

С точки зрения фаллибилизма особых противоречий нет, потому что любое знание относительно и промежуточно, и для текущего момента, пока выигрыш не окажется у вас в руках (такое иногда бывает), его можно считать относительно верным. В конце концов, пока вы не выиграли, вы правы по существу, утверждая, что выигрыша нет.

Это был совсем простой пример, а теперь примеры посложнее. Что, если сказать, что теория относительности, эволюционная или квантовая теория верна? По мнению исследователей, это будет не совсем полное утверждение. Утверждать, что они верны вне всяких разумных сомнений – это означает, что они верны, если боги, разумные инопланетяне или компьютерная симуляция не обманывают наше когнитивное и/или сенсорное восприятие [J. Messerly, 2014].

Автор статьи развивает эту мысль в том направлении, что, «конечно, может происходить что-то странное, и инопланетяне могут развлекаться за мой счет, скажем, делая эволюцию похожей на правду, когда это не так. Могут быть боги-обманщики, инопланетяне или компьютерные программы. Но никто не должен этому верить. В этом суть критического мышления: соотнесение нашего согласия с доказательствами» [J. Messerly, 2014].

Если подытожить все вышесказанное, то существуют неопровержимые доказательства рамочных идей современной науки, но ни одно из них не говорит о том, что люди, играющие в лотерею, обычно выигрывают. Фактически, данные показывают, что почти все, кто играет в лотерею, проигрывают. Хорошо развитый ум и критическое мышление позволяют отличать почти наверняка истинное от вероятно истинного, от равновероятно истинного от вероятно неверного до почти наверняка ложного.

Что значит «вероятно истинного», «вероятно неверного», «наверняка ложного» и т.д.? Чтобы лучше понять, рассмотрим несколько простых примеров. Примеры в статье приводятся с расчетом на аудиторию американских читателей, но, думается, если воспользоваться Google-картами, вы разберетесь, что к чему.

Итак, предположим, что человек, родившийся в США и в настоящее время проживающий в Сиэтле, штат Вашингтон, утверждает что-то из следующего:

  • Я был на Юпитере.
  • Я был на Южном полюсе несколько раз.
  • Однажды я был на Южном полюсе.
  • Я был в России.
  • Я был в Европе.
  • Я был в Портленде.
  • Я был в Сиэтле.

Несложно заметить (или посмотреть на Google Maps), что по мере движения вниз по списку вероятность того, что человек был в указанном месте, растет. Вероятность, что человек был на Юпитере, практически нулевая. Почему «практически», а не просто нулевая? Потому что с точки зрения фаллибилизма нельзя исключать того, что человек родом из семьи инопланетян, переродившихся в людей, но регулярно «навещающих» Юпитер.

И, напротив, последнее утверждение выглядит на 100% правдивым, потому что человек живет в Сиэтле. Разумеется, фаллибилизм и эту истину может признать промежуточной, потому что человек может с какой-то целью указать другое место жительства, а не то, где он живет на самом деле. Это как в случае с одним предприимчивым гражданином в Китае, который продавал своим соотечественникам туры в Чернобыль, а возил их в Челябинск. Как говорится, если нет разницы, зачем заморачиваться?

Пожалуй, единственный случай, когда утверждение может быть признано однозначно истинным, – если общение происходит у 184-метровой башни Спейс-Нидл или другой достопримечательности в Сиэтле. Так вот, если вы полностью уверены в доказательствах, вы можете считать утверждение знанием.

Другими словами, любая идея может быть ошибочной, но некоторые идеи более верны, чем другие. Все, что может сделать разумный критически мыслящий человек, – это сопоставить свое согласие с доказательствами. Как говорится, вы можете выиграть в лотерею, ваш собеседник мог прилететь с Юпитера, однако не стоит делать на это ставку.

Как видите, фаллибилизм несет в себе много чего неоднозначного, что становится поводом для критики и дискуссий вокруг данного направления научной мысли.

Фаллибилизм: критика и дискуссии

При том, что истоки фаллибилизма восходят к глубокой древности, а в отдельное направление научной мысли фаллибилизм оформился еще на стыке 19-го и 20-го столетий, дискуссии вокруг него не прекращаются и в 21 столетии.

Начнем с критики. Некоторые исследователи до сих пор не готовы считать основы фаллибилизма чем-то имеющим отношение к науке, невзирая на признанные авторитеты и весьма именитых представителей фаллибилизма, разрабатывавших данное направление [B. Reed, 2012].

С их точки зрения, постулат об относительности знания оставляет слишком широкую «лазейку» для того, чтобы признать научным знанием все, что угодно, в том числе заведомую ложь. С позиций фаллибилизма грань между неточным и относительным слишком шаткая, а в науке требуются более прочные основания для того, чтобы утверждать что-либо.

Немалый массив критики фаллибилизма содержится в книге The Structure of Empirical Knowledge («Структура эмпирического знания») [L. BonJour, 1988]. Если вкратце, автор предлагает отвергать фаллибилизм по двум основным причинам:

  • На сегодняшний день не существует адекватного способа указать, какой уровень обоснования требуется для ошибочного знания.
  • По сути, невозможно объяснить, почему любой уровень обоснования, не являющийся полностью убедительным, должен иметь то значение, которое делает знание ценным.

Впрочем, многие ученые 21-го столетия не согласны с подобными нападками на фаллибилизм. Конкретно автору книги оппонирует автор статьи A Critique of Laurence Bonjour’S Central Arguments for A Priori Fallibilism («Критика центральных аргументов Лоуренса Бонжура в пользу априорного фаллибилизма») [N. Nottelmann, 2012]. Он полагает «аргументы из прошлого века» натянутыми, надуманными и слабо обоснованными.

Еще один автор вступает в дискуссию с противниками фаллибилизма по ряду важных вопросов современной эпистемологии: эпистемологическая ценность, функциональные роли атрибуций знания, экспериментальная эпистемология. В статье Fallibilism and the Value of Knowledge («Фаллибилизм и ценность знания») он приходит к выводу, что, цитируем, «различные практические и теоретические соображения, вытекающие из метода практического объяснения, поддерживают фаллибилистскую концепцию знания» [M. Hannon, 2013].

Более того, отдельные ученые полагают, что в нынешних условиях фаллибилизм обрел новую актуальность. Так, очень многие философские дискуссии относительно значения терминов строились на «картезианском авторитете от первого лица», т.е. на «инфаллибилизме». Такой подход породил проблемы с пониманием того, как развиваются значения научных терминов. Увеличение научных знаний сверх способности ученых количественно определять новые объекты [C. Legg, 2005].

И даже принятие жестких обозначений, которое в некоторой степени разрушило традиционный инфаллибилизм значений, все равно не решило проблему полностью. В этом смысле отличительная натуралистическая философия языка Чарльза Пирса призвана обеспечить более основательный фаллибилистский и, следовательно, более реалистичный подход к смыслу с необходимой эпистемологией.

Проще говоря, следует различать значения терминов, как их понимаем мы, и способ, которым использование данного термина развивается с течением времени. И вот это развитие невозможно предвидеть во всех деталях, потому что меняется жизнь, меняется мир и, соответственно, меняется язык, которым этот мир описывается. Как считает автор, цитируем, «такой подход провокационно подрывает определенное различие между «семантикой» и «онтологией», которое часто принимается как должное в дискуссиях о реализме» [C. Legg, 2005].

Заметим, что быстро меняющийся мир еще три десятка лет тому назад поставил на повестку дня вопрос, можем ли мы примирить надежность и фаллибилизм? [M. Artigas, 1991]. Можно с уверенностью сказать, что эмпирическая наука ищет знания и фактически достигает их. Какова бы ни была интерпретация научных методов, бесспорно, что наука дает нам обширные знания о составе материи, механизмах жизни и многих других особенностях реального мира.

Все это указывает на существование научной истины. Нетрудно доказать, что метод науки предполагает базовый гносеологический реализм и что этот реализм уточняется и расширяется по мере развития науки, так что научная истина дает ключ к пониманию «умопостигаемости науки».

Мы должны столкнуться с интригующей ситуацией в современной эпистемологии, а именно с тем фактом, что существует сильная тенденция к релятивистским и инструменталистским взглядам. В итоге даже авторы, придерживающиеся реалистической точки зрения, часто выступают за реализм устремлений, а не за реализм достижений.

Как видим, фаллибилизм и все дискуссии вокруг него позволяют нам сделать весьма оптимистичный вывод. Даже если вы чего-то не знаете или не понимаете, не сдавайтесь и пытайтесь понять снова и снова. И помните, что иногда мы действительно можем знать только то, что ничего не знаем.

Вы будете знать однозначно больше, если изучите наши программы «Лучшие техники самообразования» и «Когнитивистика». Мы желаем вам оптимизма и уверенности в собственных силах и собственных знаниях и предлагаем ответить на вопрос по теме статьи:

Ключевые слова: